Рассказ о том, как я провела первый в жизни мастер-класс по гештальт-терапии

Осень 2008 года

Ежегодно весной МИГИС проводит международный фестиваль психотерапии и искусства, привлекая к себе любопытство общественности. Это всегда важное, шумное и яркое событие. Для терапевтов это отличный шанс показать себя, поработать с интересными людьми, а для студентов и других участников возможность познакомиться с различными направлениями не из книжек или лекций, а вживую, принимая непосредственное участие в мастерских соответствующего направления. Мастерская или мастер-класс – это вид работы группы, имеющий определенную тему и практическую направленность. Такой вид работы дает, как возможность получить новый опыт, так и понаблюдать, как тренер работает с другими.

До фестиваля оставалось меньше 2х недель, количество участников и мастерских превышало все ожидания. Сообщество подрастающих  и уже вполне зрелых психотерапевтов активно, с энтузиазмом или мученически (кто как) выставляли в программе свои темы. Дни фестиваля были расписаны с утра  до ночи, а разнообразие направлений и ведущих интриговало воображение. Но над моей фамилией и фамилией моего ко-терапевта стояло три точки и приписка «тема уточняется».

В жизни было все как-то скомкано, вяло и неопределенно, не хватало здоровой агрессии, чтоб отстоять границы, расставить приоритеты и двигаться вперед. А моя ко-терапевт была где-то близка к тому, чтобы порвать на мелкие кусочки первого, кто попадется ей на пути. Мы долго мучались над темой, а в голове было также пусто, как зимой на грядках. В конце-концов мы решили не сопротивляться своим потребностям и попытаться использовать подавляемую нами агрессию. И вскоре в программе над нашими фамилиями точки сменились на дерзкое название нашей мастерской:  «Агрессия. Ярость. Страсть. Соблазн быть настоящим».

Набравшаяся на мастерскую группа могла бы выиграть конкуренцию у любой другой по количеству пришедших к нам мужчин. Дата нашей мастерской  приходилась на 2й день фестиваля, участники съезда приближались ко второй стадии группового процесса и пришли уже прилично «подогретые»  на нашу группу.

На шерринге много говорилось о том, как бы хотелось научиться выражать агрессию, отстаивать себя. О том, что хочется лучше понять своих близких и научиться справляться со страхом, когда близкие кричат и проявляют агрессию. Были и те, которые в жизни проявляли разрушающую ярость и теперь не доверяют себе, хотят больше понять про себя и свою злость.

Группа была оживленной и в то же время настороженной. Чувствовалось много ожиданий от нас, терапевтов, и нашей мастерской  у одних участников и отсутствие какого либо интереса и ожиданий у других —  «я ничего не жду, мне эта тема не близка, просто пришел».

С первых же минут один из участников начал перетягивать на себя все внимание группы и терапевтов, задавать много вопросов. После презентации нашей мастерской, на этапе выбора участниками куда идти, этот мужчина подходил к нам и спрашивал, что будет на группе, будет ли лекция, будет ли теория, и еще тогда мы ясно дали ему понять, что теории не будет. Но он пришел и решил-таки, что мы уступим его нажиму и пополним его теоретические знания о биологии и физиологии агрессии. Он буквально требовал лекцию про гормоны, из-за которых одни люди более агрессивны, чем другие, говорил что-то о нейрохимическом и гормональном фоне, врожденных характеристиках индивида и медиаторных системах головного мозга. Другой участник увидел в этом замечательную возможность проявить себя и увлеченно начал рассказывать теорию даосских учений об агрессивных импульсах в теле человека, о том, что по теории  даоссистов, необходимо знать про человека 3 вещи: иметь представления о животной сущности человека, уметь создавать здоровую энергоструктуру тела и, самое главное, нужно учиться управлять энергией.

Мы с Катей (ко-терапевт) поняли, что скучать в ближайшие 2 часа нам не придется. Рассказ о себе, прояснение формата группы и того, что здесь будет происходить, сняли напряжение. Участники начали один за одним рассказывать о своем опыте проявления и непроявления агрессии, о ее месте в их жизни, зачем нужна и чем мешает.

После выполнения предложенного упражнения группа снова собралась в круг для обсуждения своих ощущений и новых открытий о себе. Кто-то рассказал о том, что у него получилось найти ресурс в состоянии здорового проявления агрессии, кто-то о том, что как в жизни, так и здесь он уходит от агрессии, агрессия табуированная, опасная и неприемлема для него.

Был один участник, которому не хватило пары для упражнения, и его партнером стала я. Поэтому, когда он заговорил, я сразу оживилась.

— «Я не успел всем в группе показать свою злость (это было одно из заданий в упражнении)»- очень раздраженно сказал Андрей.
— «Если хочешь, то у тебя еще есть возможность».
Он, молча, возбужденно кивнул.
— «Выбери трех участников группы, включая нас с Катей, и прояви себя из «злой скульптуры», которую нашел в ходе упражнения.

Он не стал долго думать и быстро выделил первых 2х человек — 2х мужчин. Последним человеком оказалась я, что, впрочем, не стало для меня сюрпризом. Он проявил себя очень ярко и даже слишком.

От него веяло не то, что бы агрессией, а настоящей яростью. Он приблизился очень близко и очень бесцеремонно нарушил границу между мной и им. Я почувствовала злость внутри себя и спросила его:

— Что сейчас с тобой?- спросила его я.
— Я до сих пор очень злой и у меня болит бедро после этого дурацкого упражнения!- с яростью в голосе ответил Андрей.
— Ты знаешь, на кого ты злишься?
— Да, я злюсь на тебя. Ты сделала мне больно.
— Я знала, что возможно делаю больно, но продолжала. Почему ты не остановил меня? Не сказал «хватит»?
— Ты сама должна была догадаться.
— Но я не догадалась.
— Если кто-то в жизни делает мне больно, то я терплю, молча терплю, но до определенного предела. И если человек не догадывается и продолжает или делает больно снова, то у меня срывает башню и я не завидую этому человеку.

В его словах было столько ярости, столько накопленной злости, что мне на секунду показалось, будто он брызжет не слюной, а этой самой злостью.

Группа сидела как семейство маленьких, испуганных мышек, тихонько наблюдая, что же будет дальше. Андрей аж сопел, он казался огромным. Те три человека, сидевшие рядом с ним на диване, рассосались по углам и казались на его фоне маленькими-маленькими. Его поза напоминала мне бойцовскую стойку, устойчивое положение чуть наклонен вперед и крепко сжимая кулаки и зубы. Признаться, было довольно сложно собраться и что-то ему ответить, не каждый день делаешь больно большому мужику, которому, как оказалось, вот-вот сорвет башню.

Я судорожно начала вспоминать, что гласит гештальт-теория про работу с агрессией. Психотерапевты, как один, говорят о том, что агрессия нам необходима для сохранения нашего места в этом мире. Ее не следует смешивать с деструктивным насилием или так называемой яростью. Если не даешь выхода агрессии, она накапливается и превращается в ярость.  Но, что же такого важного в умении проявлять агрессию? В гипоталамусе располагаются зоны, отвечающие за регуляцию температуры,  регуляцию водного обмена, зона сексуальности, голода, агрессии, жажды и удовольствия. Зоны  сексуальности, голода и агрессии находятся территориально близко одна к другой. В гештальт-терапии используют эту «близость» — например, развить ослабленную сексуальность посредством игровой агрессии.

Для Ф. Перлза же в использовании зубов проявляется  самая главная биологическая репрезентация агрессии. Он считает, что подавление агрессивной функции зубов во многом ответственно за то плачевное состояние, в котором находиться наша цивилизация.

«Тот, кто не пользуется зубами, лишается способности обратить свои деструктивные функции себе на благо. Он ослабляет свои зубы и способствует их разрушению. Недоста­точно тщательное подготавливание материальной пищи к ассимиляции отразится на структуре его характера и умственной деятельности. В худших случаях дентального недоразви­тия люди остаются «сосунками» на всю жизнь »- писал Перлз.

Не смотря  на то, что нам и редко встречаются  абсолютные «сосунки», есть много людей,  которые ограничивают свою дентальную активность пережевыванием легко разжижаемой мягкой пищи или хрустящей пищи, которая позволяет зубам почувствовать себя в работе, но не требует при жевании сколь-нибудь существенных усилий.

Младенец у материнской груди является паразитом, и те, кто сохраняет это отношение в течение всей своей жизни, вечно ожидают получить что-то, не давая ничего взамен, не усваивая принципа «ты — мне, я — тебе».

Только научившись использовать свои кусательные орудия, зубы, человек будет способен преодолеть свое недоразвитие. Его агрессия, таким образом, направится в правильное биологическое русло; она не будет сублимироваться, преувеличиваться или подавляться и, таким образом, придет в гармонию со всей его личностью.

Ф. Перлз считает, что человечество страдает от подавленной индивидуальной агрессии, и оно превратилось одновременно в своего палача и жертву высвободившейся в огромных масштабах коллективной агрессии.

Психотерапевт должен понимать, что восстановление в правах биологической функции агрессии есть ключ к решению проблемы агрессии. Если человек подавляет агрессию, как в случаях невроза навязчивых действий, если он сдерживает свою ярость, то ему приходится искать отдушину.

Перлз утверждал, что агрессия есть главным образом функция пищевого инстинкта. Он говорил о том, что когда напряжение голода усиливается, организм начинает выстраивать в боевой порядок имеющиеся в его распоряжении силы. Эмоциональный аспект этого состояния переживается  вначале как раздражительность,   потом  как гнев  и  в конце концов как ярость. Ярость — это не то же самое, что агрессия, но именно в ней она находит свой выход, в иннервации моторной системы как средстве завоевания объекта потребности. После «убийства» сама пища еще требует разрушения; орудия разрушения, зубы, всегда находятся в боеготовности, но для того, чтобы совершить эту работу, требуются мускульные усилия. Сублимация пищевого инстинкта оказывается в чем-то легче, а в чем-то и труднее, нежели сублимация полового инстинкта. Самодостаточность, которая порою обнаруживается в связи с половым инстинктом, невозможна. Существуют люди, которые живут половой жизнью без какого-либо объекта в действительности и довольствуются фантазиями, мастурбацией и ночными поллюциями, но никто не может удовлетворить инстинкт утоления голода без реальных объектов, без пищи.

Обходиться со своей агрессией клиенты могут по-разному.  Они могут проецировать ее на других или ретрофлексировать на себя. Если девушка, разочаровавшись в парне, убивает «себя», то она совершает этот поступок из-за того, что желание убить его ретрофлексируется, отражаясь от стены ее совести. Самоубийство — это заменитель убийства, суицид заменяет гомицид. Человек может сублимировать агрессию, руководствуясь интроэктами: «Не надо было бить Вовочку, надо было просто сказать об этом воспитательнице. Драться, кусаться и ругаться не хорошо!» Такие люди, вырастая, могут вести себя так, «как будто у них нет зубов, материал остается нетронутыми, как чужеродное тело внутри организма, информация просто проглатывается.

Перлз в своей книге «Эго, голод и агрессия» приводит пример одной из сказок братьев  Гримм, где  волк проглатывает семерых детей. Детей спасают, а вместо них дают волку камешки — действительно хороший символ для обозначения неперевариваемости интроекта.

В этой сказке интроецированные объекты, несмотря на то, что проглочены, не ассимилируются, но остаются целыми и невредимыми.

Автор говорит о том, что нам следует относиться к ментальной пищи так же, как и к материальной. Нам нужно пробовать ее на вкус, понюхать, укусить, расщепить и ассимилировать с уже имеющимися знаниями.

Контакт с любым интроецированным материалом обычно бессильно агрессивен, что проявляется в злобности, ворчании, придирках, беспокойстве, жалобах, раздражении, «негативном переносе» или враждебности.

В ходе  прохождения терапии интроецированный материал разделяется, раскалывается и видоизменяется, становясь готовым к усвоению, что идет на пользу развитию личности, а образующийся эмоциональный излишек может получить разрядку или применение.

Гештальт терапия учит жевать, кусать, со здоровой агрессией относиться к миру, и прежде всего к терапевту. Терапевт учит говорить клиента «нет» через парадоксальные вмешательства. Гештальт терапевт стимулирует клиента активно, а не пассивно относиться к миру, уметь говорить нет, когда клиенту что-либо не надо, уметь отстаивать свои границы, уметь выражать свою агресиию не смешено, а направлено.

В гештальте в некоторых ситуациях терапевт намеренно стимулирует агрессию клиента: чтобы помочь застенчивому и забитому человеку проявить себя, чтобы придать динамичность депрессивному и «вывести из оцепенения» мазохиста, и т.д. Именно проживание агрессии рядом с другим человеком является лечебным.  Гештальтисты используют провокацию или терапевтическую конфронтацию для мобилизации энергетических ресурсов клиента, избегая, однако, как отчуждающей сверхопеки слишком «материнского» терапевта, так и чрезмерной или продолжительной фрустрации отстраненного терапевта – две установки, которое могут обескуражить клиента и создать у него ощущение заброшенности или пассивности.

Мысленно я нашла свою голову, руки, ноги, попу – это всегда мне помогало. Я перефразировала его рассказ, дав ему и себе время и возможность яснее осознать то, что он только что сказал.

После этого последовала небольшая пауза, и я сказала: «Знаешь, Андрей, мне бы было намного легче, комфортнее и безопаснее общаться с тобой, если бы ты не ждал, пока я сама догадаюсь, а просто говорил мне, в будущем, что я делаю тебе больно физически или морально, и ты больше не хочешь это терпеть. Тогда наше общение будет возможным, ведь ты интересен мне».

Он сидел молча, с таким видом, будто на него вылили ведро холодной воды. Я медленно повторила ему еще раз все сказанное.

Единственное, что он произнес — это слово «спасибо».

Группа начала дышать, и мы продолжили шерринг.

Одна из участниц, Оля, поделилась с нами, что ей очень тревожно. Тогда мы с Катей предложили ей внимательно посмотреть  на группу и почувствовать, на кого усиливается эта тревога. Оля остановилась взглядом на парне, который в начале мастерской рассказывал, что если его кто-то раздражает, то он может просто подойти и треснуть изо всех сил.

— На нем. – сказала она и спрятала взгляд в карман.
— Ты можешь ему сказать: «Дим, пообещай мне, что ты не будешь меня бить».

Она заволновалась, но приободрилась. Ответ Димы успокоил ее окончательно. Время, отведенное под мастерскую, закончилось, участники попрощались и еще долго не хотели расходиться. А я чувствовала  усталость. Усталость и приятное ощущение удовлетворения, что все-таки мы это СДЕЛАЛИ.


Галина Павленко

Психолог, психотерапевт, гештальт-терапевт. Основатель психологического центра и автор детской книги

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *